Публикации

В пресс-центр

«Технологии сейчас доступны всем, кто хочет в них разобраться»

Глава совета директоров Naumen Александр Давыдов о цифровизации Свердловской области

     

Фото: Михаил Филиппов / Коммерсантъ


Власти Свердловской области создали рабочую группу по развитию в регионе цифровой экономики. Правда, пока у многих нет понимания, что это такое. “Ъ-Урал” начинает цикл интервью с участниками уральского ИТ-рынка о цифровой экономике и ее развитии в регионе. Председатель совета директоров компании Naumen Александр Давыдов прояснил, что стоит понимать под цифровой экономикой, обо что могут споткнуться ее адепты и почему она выгодна всем, кроме банков.

— Сейчас все говорят о развитии цифровой экономики, однако что это, понятно не до конца. Можете прояснить?

— Цифровая экономика для общества — прежде всего цифровая трансформация рабочих мест. Она серьезно изменит жизненный уклад в ближайшие 20–30 лет. Давно идет автоматизация промышленности, там современные технологии уже давно малолюдны, и упование на создание рабочих мест в промышленности неактуально. Сейчас трансформируется сфера услуг, где материального ничего не производится: я включаю туда не только коммерческие услуги, но и госуслуги, и медицину, и образование. В сфере услуг занято порядка 70% работающих жителей — почти 50 млн человек по всей стране. Автоматизация этой сферы стала выгодной с появлением новых технологий. Например, операторов колл-центра в ряде операций можно заменить на роботов, и спектр таких операций расширяется. То же самое происходит в образовании. Многие функции учителей оставлять на них не очень выгодно. Например, с проверкой решения задачи и выдачей корректирующей задачи компьютер справляется ничуть не хуже. Информация уже не ценность, она отделяется от человека, никто уже не старается хранить ее в голове. И самые массовые, тупые и трудоемкие функции учителя отделяются. В нынешнем состоянии технологий учителя в таком количестве будут не нужны или их будет столько же, но они смогут выполнять в разы больше умной работы, личностно образовывать детей. Эта трансформация рабочих мест идет активно и с большой скоростью. Сейчас кадровый состав российского ИТ составляет порядка 400 тыс. человек, они за 2017 год трансформировали, по моим прикидкам, около 500 тыс. рабочих мест. И каждый год число трансформированных за год рабочих мест будет расти на 25%. Происходит проникновение современных технологий в разные отрасли, и оно еще далеко до завершения. Его пик, по моим ощущениям, придется на 2026–2028 годы. Тогда должно будет преобразовываться ежегодно порядка 4,5 млн рабочих мест, 10–12 млн рабочих мест накопительным итогом.


Личное дело

Давыдов Александр Анатольевич. Родился 26 ноября 1958 года в Асбесте (Свердловская область). В 1982 году окончил физико-технический факультет Уральского политехнического института (сейчас Уральский федеральный университет). Работал на кафедре вычислительных методов и уравнений математической физики радиотехнического факультета УПИ. В 1988 стал соучредителем и техническим директором СКБ «Контур». С 1991 по 2001 годы являлся совладельцем и техническим директором компании «Микротест». В ноябре 2001 года создал и возглавил компанию Naumen. В 2010 году с позиции генерального директора перешел на должность председателя совета директоров. Является также президентом НП «Уральский ИТ-кластер», основанного в 2011 году.

— А насколько выгодно такое преобразование компаниям?

— Проекты стали окупаться в течение года. Это очень выгодное вложение за счет быстрой рентабельности. Интересный пример — Магнитогорский металлургический комбинат, где нейронную сеть обучили на параметры стана и получили повышение производительности более 10%. Для этого не нужны иностранные компании. Технологии сейчас доступны всем, кто хочет в них разобраться.

— Если все так радужно, почему вся страна до сих пор не оцифрована?

— Сейчас есть серьезная грань между ИТ-бизнесом и промышленностью. Проблема в том, что у крупных компаний инновационный механизм догоняющего развития. Пока они используют зарубежные готовые технологии, но в цифровой экономике это уже не работает. Для трансформации необходим механизм опережающего развития. ИТ-компании вынуждены иметь такие механизмы, потому что конкурируют с мировыми лидерами, и чтобы выиграть, должны сильно рисковать. Но нам проще — уровень инвестиций в материальном плане ниже, мы больше инвестируем в людей. В промышленности продукты существенно большего масштаба: новый тепловоз сделать значительно дороже, чем попробовать технологии в сфере услуг. У них пока нет механизмов опережающего развития.

Кроме того, реальное ограничение цифровой трансформации — кадровые мощности ИТ-сферы. ИТ-компании берут столько специалистов, сколько им позволяет рынок. При этом на 15% в среднем ежегодно растет сама ИТ-индустрия и на 10% — ее эффективность — за счет развития инструментальных средств и новых технологий типа нейронных сетей. Удешевила проекты зрелость цифровой инфраструктуры — интернета и сервисов.

— Потенциал высокий, а с подготовкой кадров для ИТ как обстоят дела?

— Существует проблема утечки высококвалифицированных кадров. Технологии любому доступны, но для их освоения нужна «пирамида» сотрудников: небольшое количество очень квалифицированных, немного больше — средней квалификации и так далее. Когда уезжает «верхушка», пирамида становится тоньше. Однако вместо них быстро подрастают новые кадры — человеческий потенциал у нас очень высокий.

Всегда хочется большего. В Екатеринбурге очень большая проблема отсутствия элитного ИТ-вуза. Уральский федеральный университет (УрФУ) эту роль не выполняет. Такой вуз мог бы вырасти на основе матмеха, но в рамках УрФУ получить элитный статус ему не позволяет верхний бренд. Школьники уезжают, и это для Екатеринбурга крайне неприятная история. А с развитием новых технологий компаниям требуется все больше людей. Например, требуемый ежегодный прирост персонала для СКБ «Контур» — порядка 15–20%, для нас — столько же. Наш штат в Екатеринбурге насчитывает примерно 250 человек, то есть ежегодно требуется 25–35 разработчиков или больше. При этом Институт радиоэлектроники и информационных технологий — РТФ УрФУ, например, в этом году возьмет на первый курс 320 бюджетников.

— И как бороться с утечкой?

— Вуз эту проблему не решает. На помощь приходят, например, школьные проектные акселераторы типа «Золотого сечения». Подобные проектные сессии организует УрФУ в лагере на Таватуе, Дворец молодежи и «Юнит». Школьники вовлекаются в создание учебных бизнес-проектов типа стартапов. Зарабатывать это не позволяет, однако дает возможность осваивать технологии на конкретных примерах. Масштаб таких акселераторов позволяет судить о том, что это государственная политика в школьном образовании — не дать активным и способным потеряться. Прошедшие такие курсы школьники меньше зависят от вуза. При этом проектную деятельность они могут продолжить и в университете. Для этого также существуют инструменты, например посевные фонды. Подобная проектная тема как часть обучения развивается на радиофаке, что замечательно. Это шаг в правильном направлении: если школьники увидят перспективу продолжения проектной деятельности в вузе и затем на работе, шансы, что часть из них здесь останется, повышаются. Наша компания сейчас помогает «Золотому сечению» с темами проектов, а также предоставляет своих экспертов для поддержания их качества. Таким образом, школьники, с одной стороны, получают интересные темы для проектов и квалифицированных экспертов — наших сотрудников, а с другой — узнают о компании.

В результате инновационный механизм может возникнуть в студенческом периоде. Люди, которые стартовали таким образом в школах и не потеряли темпа в университете, могут осваивать технологии, которые сейчас еще только развиваются и станут коммерческими через несколько лет. Тогда к окончанию вуза студенты получат компетенции именно в этих технологиях и окажутся крайне востребованными на рынке.

— Сейчас власти Свердловской области представили концепцию программы «Умный регион», планируют «оцифровать» все областные муниципалитеты. Что вы думаете о перспективах программы?

— Тема кажется мне очень разумной. Когда комиссия в УрФУ работала над проектом, я сначала занимал критическую позицию. Понятно, что сама «умность» не интересна никому, кроме подрядчиков работы. Новых технологических возможностей можно придумать много, денег потратить — еще больше. Однако неизвестно, какую пользу от этого получат жители. Мне хотелось получить изменение уклада жизни. В частности, этому способствует обеспечение в городе детской безопасности. Большой город от маленького отличается тем, что родителям приходится везде сопровождать ребенка. В этом смысле мегаполис недружелюбен к семье и детям. Одним из способов решения проблемы может стать автоматическое сопровождение ребенка по городу при помощи современных технологий. Если создается система безопасности, ставятся камеры для отлова преступников, почему бы не дать возможность родителям по тем же камерам следить за ребенком? Родитель сможет отслеживать путь ребенка на своем смартфоне, и если тот где-то встал на пять минут, получить картинку с ближайшей ведущей видеокамеры, на которой его распознала система. В случае регистрации вызова о помощи ближайший полицейский получает координаты и картинку, чтобы быстро оказаться рядом. Такая трекинговая система позволит родителям освободить время от ежедневных бездарных поездок, они смогут больше заработать или больше отдохнуть. Но сразу такую тему поднять сложно, поэтому первым шагом договорились сделать «умный двор» как дополнение программы «1000 дворов». Безопасность ребенка во дворе — очевидно первый шаг к детской безопасности мегаполиса.

Company profile

Naumen. Создана Александром Давыдовым в 2001 году в Екатеринбурге. Предоставляет комплекс услуг по разработке, внедрению и сопровождению информационных систем. В 2012 году были созданы дочерние компании в странах ближнего и дальнего зарубежья — ТОО «Наумен Казахстан» (Республика Казахстан) и Noda (Филиппины). Среди клиентов компании — операторы связи, банки, финансовые группы, компании металлургии и тяжелой промышленности, торгово-производственные холдинги, органы власти и государственные предприятия. Naumen сотрудничает с ИТ-компаниями из России, Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Азербайджана и Филиппин. По данным «СПАРК-Интерфакс», выручка компании в 2016 году составила 106 млн руб., чистая прибыль — 71,2 млн руб.

— А средства для создания программы есть?

— У нас есть компании-разработчики систем безопасности, сервисов, роботов и обработчики Big Data. Заказов в ИТ никто не ждет. Как только компании видят рынок, они начинают в него вписываться, перестраивать технологии, набирать сотрудников и так далее.

— Возвращаясь к примеру ММК, это для вас рынок?

— Нет, там рынок ограничен: разработчик нейросетей может продолжить работу, а заводу-владельцу стана компания, ведущая проект, не нужна. Он может ее нанять на ранней стадии для обучения своих сотрудников. Это работа не для ИТ-специалистов, а скорее для data scientists — людей, умеющих работать с данными. Их еще немного, но их проще самому у себя вырастить.

Рынок — это, например, услуги, там больше всего сейчас изменений происходит. Мы заменяем операторов колл-центра роботами, ежегодный рост этого направления составляет примерно 70%. Также развивается сейчас predictive maintenance — предиктивное обслуживание. Naumen разрабатывает системы управления обслуживанием класса service desk. Они позволяют собирать данные по оборудованию и предсказывать потенциальные неисправности. По определенным признакам можно понять, когда системы начинают выходить из строя, и необходимость замены запчастей «по регламенту» отпадает. Нейронная сеть, входящая в систему, позволяет при анализе определять, а затем отслеживать существенные зависимости. Важно понимать, что на начальном этапе работы сети для ее «обучения» требуются data scientists.

Если говорить о программе «умный регион», одно из основных применений ИТ-разработки могут найти в сфере ЖКХ. Проблема какая: если вы оставите потребителя один на один с поставщиком, то поставщик его обует как захочет, тарифы будут всегда повышаться. Выше необходимо сделать слой, который бы просвечивал и поставщика, и потребителя. В такой ситуации обязательно госрегулирование, оптимизация необходима как поставщику, так и потребителю. Для этого необходима нормативная база и заинтересованный субъект, готовый «просвечивать» поставщиков. И «умный регион» должен создать эту систему. Мы закончили этап догоняющего развития, нам необходимо переходить в опережающее, конструировать организационные формы, реальность, в которой мы должны себя хорошо чувствовать.

— Наше правительство как раз пытается создать подобные инструменты, в частности создает информационную базу на основе технологии блокчейн для борьбы с контрафактом в строительных материалах. Как думаете, получится у них?

— Говоря о блокчейне, обычно имеют в виду «нотариуса без нотариуса»: операции, сертификаты, требующие подтверждения, могут быть освобождены от вмешательства государства. При этом госрегулирование остается, но упрощается. В случае с производством продукции весь процесс ее дистрибуции, перепродажи можно будет фиксировать в блокчейне. Тогда вопрос, фальсифицирован ли сертификат — не продано ли по нему больше единиц этой продукции, станет прозрачнее. Это позволит решить вопрос безопасности в строительстве. Я думаю, технология будет развиваться, и блокчейн займет большое место в жизни. Если государство можно вывести из процесса заверения, это выгодно прежде всего государству. Однако дополнительное регулирование может потребоваться для того, чтобы исключить возможность контролировать большинство майнинговых ферм — которые «заверяют» операции — и подделывать «нотариальные подписи». Фермы могут быть и государственными, и негосударственными, но тогда государство должно их контролировать — как минимум, иметь «золотую акцию».

— Сейчас блокчейн активно внедряют банки. А для обычных граждан с появлением криптовалюты что изменится?

— Я бы сказал, это игра не банков, а Центробанка, который сейчас намерен выпускать криптовалюту. Потому что это очень удобно — иметь крипторубль. Для гражданина с его появлением банк в большей степени исчезнет. ЦБ начнет напрямую общаться с гражданином. Если кошелек с рублями находится в вашем компьютере, то банк вам как коммерческий инструмент не нужен. Операции можно производить напрямую.

— То есть банкам конец?

— Банкам в принципе конец, это давно известно. Банки для платежных операций, которые являются сейчас основной банковской функцией, не нужны. Если ЦБ эмитирует крипторубль, потребность в посредничестве банков при оплате исчезнет, средства можно будет переводить друг другу напрямую. Банки резко скукожатся и вернутся к своим начальным функциям — рискованным кредитным операциям и депозитам. Это займет до 10 лет. При этом майнинговые фермы, которые будут заверять переводы крипторублей, будут не в том виде, в котором мы видим их сейчас, в случае с тем же биткойном. Вероятно, они будут специализированными и иметь сертификат государства.

— По оценке экспертов, уже около 400 российских организаций, использующих Google и Amazon, пострадало от блокировок Telegram. При этом крупные российские ИТ-компании предпочитают не комментировать деятельность Роскомнадзора. Это правильно?

— Падение рунета — проблема тех, кто использовал Google и Amazon. Telegram использует Amazon. Фермы, которые Amazon предоставляет, имеют определенные адреса. Если он не может выделить адреса Telegram, то Роскомнадзору приходится полностью блокировать всю ферму. Это, конечно, полное разгильдяйство государства и госструктур, которые размещают где ни попадя свои ресурсы. Это полный провал Минкомсвязи, которое не смогло сформулировать и провести госполитику. Она аморфна и бесхребетна: где хочешь, там и размещай. Размещение должно было быть политически заранее известным: на сервисах, которые могут разделять IP-адреса. Тогда можно блокировать коммерческий ресурс без ущерба для остальных. Ресурс, который не выполняет законодательство, должен быть блокирован. Аргументы типа «а мы все привыкли» — как-то не очень. Привыкли — привыкайте к другому, этих мессенджеров вагон и маленькая тележка. 


Интервью взяла Анна Лапина
Коммерсантъ (Екатеринбург) №81 от 15.05.2018

Ссылка на источник